Ветераны
Людмила Александровна Русакова, нотариус
Дорогие наши ветераны…
Думаю, что не ошибусь, если скажу, что обобщить все доброе, самое лучшее и главное, что мы приняли от наших старших коллег и пронесли через все эти непростые годы, можно двумя словами: высочайшая ответственность.
Все мы с тревогой вглядываемся в грядущее. В каком мире предстоит жить нашим детям? Сейчас России надо воспитывать настоящих хозяев жизни, людей деятельных и законопослушных, которые будут заботиться о своей стране, как о матери. Я уверена, что нотариат в этой новой жизни будет занимать все большее место. А значит, будет возрастать и ответственность человека, носящего высокое звание нотариуса.
Это звание с честью несли наши ветераны. Их воспоминания, их опыт, их отношение к своей профессии – это не просто фрагменты жизни отдельных людей, но драгоценное наследство, которое мы передаем нотариусам нового поколения.
Один из первых ветеранов, с которыми я встретилась, это Толкачева Ефросинья Петровна. Она у нас ветеран блокадного Ленинграда, она работала в нотариальной конторе всю блокаду и сохранила весь свой коллектив – четырех молоденьких девушек, которые работали в конторе. Паек нотариусы получали, как служащие, значит – меньше, чем рабочие. Как вспоминала Ефросинья Петровна, у них был клей для документов, они его заливали кипятком и пили эту подкрашенную воду. Называли это морсом.
Одной из девушек, работавших у Толкачевой, была и Татьяна Исааковна Блоштейн. Когда я пришла в первую нотариальную контору, это была уже статная женщина, которая своим красивым голосом говорила: «Копия - основной документ нотариального делопроизводства!». И я с ней соглашалась. Потому что уважение к нотариальной копии в то время было таково, что на основании копии можно было и пенсию большую получить, и даже степень научную.
И как же важны оказались после блокады эти копии, а вернее, реестровые книги нотариусов, куда записывались все действия, включая и копирование. В город возвращались тысячи эвакуированных детей. Их ведь отправляли со школами, с детскими домами, детскими садами, и документов у них не было. Были списки у сопровождающих, но и сопровождающие, и дети и в дороге болели, умирали, списки могли пропасть, сгореть, да мало ли несчастий могло случиться во время войны. И в самом городе домовые книги, архивы жилищных контор могли попасть под бомбежку или обстрел и быть уничтожены. И вот реестровые книги, если родители обращались в нотариат, многим смогли помочь – подтвердить, что ребенок – житель города. Было холодно, нотариусы замерзали, но эти книги сохранили, не жгли.
А вот когда я захотела, уже в сытые и мирные 70-годы, с реестровыми книгами познакомиться, меня постигло разочарование. В городском архиве, куда они были переданы, их хранили так, что уже очень трудно было что-либо прочитать. Мне было больно до слез. К сожалению, сейчас книги восстановлению не подлежат. Кое-какие записи – то, что можно было прочесть, мы переписали, но в основном, это уже утраченные документы.
Иванова Людмила Яковлевна. Тоже наш нотариус. В дни блокады служила в противовоздушной обороне города. Эти люди дежурили на постах наблюдения, несли службу на крышах, сбрасывая зажигательные бомбы, разбирали завалы и тушили пожары. Помню её рассказ о том, как поначалу ей было трудно. И не в опасности было дело. Молодой девчонке труднее всего было убирать после бомбежки трупы, а точнее, уже части тел людей, разорванных бомбами или снарядами.
Белоусов Сергей Михайлович, Третьяков Лев Иванович, Михайлов Петр Федорович, нотариусы – фронтовики.
Мы встречались каждый год 9 мая, у нас в первой нотариальной конторе, на празднике, посвященном Дню Победы. Я приносила из дома старый патефон, еще моих родителей с пластинками военных лет. Эти пластинки с моим отцом войну прошли. Заводили патефон, каждый что-то приносил вкусненькое, обязательно был винегрет, другие какие-то немудрящие закуски, и мы садились за стол, нас было человек 20, и каждый что-то вспоминал. Кто-то горел в танке, а вот Анна Ивановна Сергеева – была фронтовым шофером. Её рассказ меня всегда поражал. Дойти до Берлина на своем грузовичке, вернуться домой, закончить университет, пойти в нотариат и работать, работать, работать…
Алексеева Мария Захаровна, Мещерова Алия Халимовна, Тимофеева Тамара Аркадьевна, Чистякова Наталья Борисовна, Русанова Елена Владимировна, Мартынова Маргарита Павловна, Федоров Юрий Алексеевич, Полозова Валентина Николаевна, Ровнова Нина Александровна, Исакова Галина Федоровна и многие, многие другие.
Они видели и голод, и холод и смерть. Пусть меня простят все, кого я здесь не назвала, память не совершенна, многие имена с годами уходят. Они спасли город, спасли нотариат, который вместе со всем городом боролся и выжил в дни блокады.
В заключении мне бы хотелось назвать всех, кто посвятил себя нотариату, и кого я не упомянула в статье. Из всех, кто перечислен ниже в списке, лишь один человек живет и здравствует (Юрова Галина Александровна), а остальные, к сожалению, уже умерли. Все они занимали разные должности, но были преданы нотариату. Мы никогда не забудем их. Это: Начальник управления юстиции Ракута Михаил Романович, заместитель начальника УЮ Иванов Леонид Иванович, Юрова Галина Александровна, Рудакова Эмилия Семеновна, Родионова Мария Кузьминична, Лапоногова Виктория Борисовна, Михайлова Тамара Алексеевна, Кустова Вера Менделеевна, Полозова Валентина Николаевна, Ласовская Наталья Константиновна, Чистякова Наталья Борисовна, Бенинсон Валентина Георгиевна, Толкачева Ефросинья Петровна, Лаппо Александра Сафроновна, Кукштель Геня Исаковна, Латышева Александра Ивановна, Павлова Антонина Алексеевна, Третьяков Лев Иванович, Васильева Лика Федоровна, Белоусов Сергей Михайлович, Крючков Сергей Михайлович, Жуков Владимир Иванович.
Толкачева Ефросинья Петровна,
нотариус Первой Ленинградской нотариальной конторы,
наставник и учитель многих питерских нотариусов,
фото 1970 года
Ветераны нотариального сообщества Санкт-Петербурга.
Слева направо 1-й ряд: Алия Халимовна Мещерова, Анна Ивановна Сергеева, Петр Федорович Михайлов, Юрий Александрович Федоров,
2-й ряд: Леонид Иванович Иванов, Нина Андреевна Федулова, Антонина Алексеевна Павлович, Татьяна Исааковна Блоштейн,
3-й ряд: Софья Михайловна Белова, Елена Владимировна Русанова
Татьяна Исааковна Блоштейн 
Ветеран Ленинградского нотариата
«В 1941 году я поступила на работу в Ленинградскую областную нотариальную контору, а с 24 февраля 1942 года начала работать в качестве секретаря в Первой государственной нотариальной конторе. С 1954 года там же продолжала работать уже в качестве нотариуса.
22 июня 1941 года выдался прекрасный солнечный день. Утром стало известно, что немцы начали против нас войну. Как-то не верилось в это сообщение. Затем по радио объявили, что в 12 часов 15 минут будет чрезвычайное правительственное сообщение. Из этого сообщения мы узнали, что в 4 часа утра немцы вероломно перешли нашу границу от Балтийского до Черного моря и продвинулись довольно далеко в глубь нашей территории. Это событие по-настоящему я в этот момент не осознала. Казалось, что это временное явление и через несколько дней мы погоним их обратно. В первую же ночь с 22 на 23 июня была первая воздушная тревога. Воздушные тревоги были часто, но сначала бомбежек не было совсем. В начале войны мне часто приходилось работать на рытье противотанковых окопов и траншей. Почва была каменистая, рыть было очень трудно, инструмента хорошего не было. Семью хотели эвакуировать, но мы не эвакуировались и остались в Ленинграде.
8 сентября в 7 часов вечера началась воздушная тревога. Была первая бомбежка города и от нее сгорели Бадаевские склады. Горели мука, сахар. Закрылись коммерческие магазины. С 12 сентября нормы продуктов были уменьшены, но они были еще терпимы. Начались практически ежедневные бомбардировки. Рабочим выдавали по 400г. хлеба, а служащие получали по 300г. 9 ноября немцы захватили г. Тихвин. Нам объявили, что там были ленинградские продовольственные базы и в связи с этим норму хлеба убавили до 300г. рабочим и до 200г. служащим. Вскоре норма еще раз снизилась до 250 рабочим и 125 служащим. В хлеб подмешивали всякие примеси, отчего он был непитательным и непропеченным.
В декабре перестали ходить трамваи. Не было дров, перестали действовать водопровод, канализация. Не было электричества. Люди все были бледные, худые, опухшие, с водяными мешками под глазами. Пока идешь от дома до работы, встретишь не один десяток санок, на которых везли покойников. На улицах не услышишь смеха, не увидишь ни одного улыбающегося лица. В эти страшные дни без света, без воды, лишенные вестей от уехавших близких, в квартирах с выбитыми стеклами, закопченных и пропахших нечистотами, люди часто не выдерживали и погибали. Веру в победу мы все равно не теряли. 25 декабря был незабываемо радостный день- стало известно о прибавке хлеба с 250 до 350 г. У служащих была прибавка с 125 до 200г.
Во время блокады работало только две нотариальные конторы. Наша нотариальная контора, расположенная в доме 44 по Невскому проспекту и нотариальная контора на улице Ракова, которую впоследствии закрыли и на весь Ленинград и Ленинградскую область продолжала работать только одна Первая государственная нотариальная контора. Работало в ней два нотариуса. Старшим нотариусом - Евгения Петровна Толкачева, а заместителем у нее был Лебедев Михаил Александрович, бывший старший нотариус города Пскова. В Первой нотариальной конторе Евгения Петровна отработала нотариусом почти тридцать лет. И хотя у нее не было высшего юридического образования, она была очень грамотным и толковым нотариусом. Сама она была из женщин, так называемых «красных платочков», и пришла в нотариат прямо с завода.
Людские очереди к нам начинались порой от улицы Бродского. Очень много людей приходило снимать копии свидетельства о смерти для получения страховки. Начинали работать мы в десять утра и работали до пяти часов вечера. Никаких опозданий не признавалось. Вся нотариальная деятельность существовала, нотариальные услуги городу мы выполняли полностью.
Благодаря нашему старшему нотариусу, нам удалось прикрепиться к кафе «Киви сава», где сейчас расположился гриль-бар, на Невском 44. Утром приходили в кафе и нам давали горячую воду, кусочек хлеба и немножко соевой каши. В обед - только горячая вода.
Зимой было очень холодно. В здании над нами располагался 20-й трест, который для обогрева возил ящики и они с нами иногда делились - то ящик нам дадут, то картон, чтобы буржуйку топить. Уже сейчас не помню, то ли на рытье окопов, или на ломке домов, где мы должны были отработать для получения талонов на дрова, я заболела тифом. Меня отвезли в больницу и к моему ужасу остригли наголо, да еще меня покормили только после того, как старший нотариус привез мою продовольственную карточку.
Все нотариусы, поколения 50-х- 80-х годов прошли очень хорошую практику в нашей замечательной Первой государственной конторе. Через ее «мясорубку», я считаю, прошли все лучшие нотариусы города. И в этом есть хоть небольшая, но и моя заслуга».
Труда Алексеевна Ташлыкова
Ветеран Ленинградского нотариата
«В Первую государственную нотариальную контору я была принята на работу после окончания Ленинградского юридического института в марте 1953 года и проработала в ней до 1992 года. В то время там трудилось около 30 женщин в возрасте от предпенсионного до подросткового. В штате нотариальной конторы было всего четыре нотариуса: Толкачева Е.П.- старший государственный нотариус, Лаппо А.С.- заместитель старшего государственного нотариуса, Родионова М.К. и Чистякова Н.Б.- государственные нотариусы. Высшее юридическое образование было только у Чистяковой Н.Б., а все остальные нотариусы имели большой практический стаж работы. Это были выдвиженцы из рабоче-крестьянской среды в период становления Советской власти.
В нотариальной конторе по видам совершения нотариальных действий было два отдела - наследственный и общий, где мне и предстояло работать. Первый день на работе меня ошеломил. Надо сказать, что предстоящей работы я не знала и здесь, я как бы попала в XIX век в канцелярию стряпчих, так образно описанных в произведениях русской классической литературы. Столы были завалены кипами документов и среди них склоненные головы работников, усердно пишущих скрипя металлическими перьями (тогда писали только чернилами) и все это на фоне монотонного гула, который доносился от стола сверки документов, где все прочитывалось в полголоса и все на одной ноте.
Только уже спустя два дня, когда я уже ознакомилась с этапами прохождения документов по столам, я поняла, что документы проходят на столах своеобразный конвейер: сверку, штамповку, заполнение штампов, подпись государственного нотариуса с проставлением печати, регистрация готовых документов в реестре, после чего документы поступали на стол выдачи документов. Прием документов осуществлялся в окошко консультантом Блоштейн Т.И., которая при приеме документов внимательно просматривала подлинники, если они не вызывали сомнений, принимала, а если они имели исправления, неоговоренные подчистки, неясно проставленные штампы и печати - отказывала в их приеме. В случае несогласия граждан все конфликты разрешались с нотариусом Чистяковой Н.Б. На столе приема взыскивалась и нужная госпошлина. Марки подкалывались к так называемому ордеру, где вносились данные сдавшего гражданина. Дальше документы проходили все столы. Документов принималось огромное количество, в конторе постоянно стояли часовые очереди. Бывали дни, когда в один день свидетельствовалось до 500 копий, не считая других нотариальных действий. Это соответственно удлиняло сроки исполнения. В основном документы принимались на срок от полутора до трех дней. В необходимых случаях сроки были и короче, вплоть до срочного исполнения в присутствии гражданина или в тот же день.
Узким местом в работе этого своеобразного конвейера был стол государственного нотариуса. Документы в общем отделе подписывала одна Чистякова Н.Б., которая при этом вела и прием государственных организаций. Документов этих проходило много, а в случае отсутствия заместителя старшего нотариуса Лаппо А.С., Чистякова вела и ее участок работы, принимая договоры отчуждения строений, завещателей и многое другое.
Вторым узким местом в те времена была регистрация готовых документов в реестре. В общем отделе все совершаемые в нотариальной конторе действия регистрировались в три реестровые книги, кстати сказать, в этих книгах существовала очень сложная порядковая нумерация, так например, в первой книге шли порядковые номера - 1,4,7,10 и т.д., во второй-2,5,8,11 и т.д., соответственно в третьей книге - 3,6,9,12 и т.д. Реестры были очень загружены. Запись в них должна быть полной, включающей в себя все основные реквизиты документа. Одновременно шла выдача готовых документов, и нужно было постоянно прерывать записи, подавая книгу на барьер для подписи гражданина в получении документов. Конечно, работа замедлялась, отвлекалось внимание и имели место технические ошибки в такой мудреной нумерации. Правда, уже в процессе моей работы, новыми законодательными актами эту нелепость с номерами исправили.
Я убеждена, что каждый нотариус, посвятивший себя этой деятельности, должен уяснить, что эта работа очень специфична, она требует от работника скрупулезной точности, внимания, в этой работе нет мелочей, все действия очень значимы, любая небрежность, неточность формулировок в документах может аукнуться через годы и породить немало проблем, как у граждан, так и у нотариуса. Еще один вывод: в нотариальной конторе должны работать сотрудники только в контакте, все основано на доверии, на добром и терпеливом отношении к клиентам и честном отношении к своим обязанностям при строгом соблюдении закона. В 1-ой государственной нотариальной конторе все это было. Даже в тех трудных условиях, когда техническое оснащение конторы было самым плачевным, а в арсенале облегчающих работу технических средств была одна старинная пятикратно увеличивающая лупа, через использование которой было немало задержано поддельных документов.
Первая государственная нотариальная контора Ленинграда была по существу кузницей нотариальных кадров, в ней проходили систематическую практику нотариусы районных нотариальных контор, области и вообще всего Северо-Западного округа. Все, кто прошел эту школу, стали знающими квалифицированными нотариусами. Это и ныне частнопрактикующие нотариусы Рудакова Э.С., Чаплинская Е.Н., Русакова Л.А. и многие другие. Отдельно хочу выразить благодарность президенту Нотариальной палаты Сазоновой М.И. и члену правления Русаковой Л.А. за постоянное внимание и заботу о всех вышедших на пенсию нотариусах ветеранах, независимо от того, работали они в государственных конторах или частнопрактикующими нотариусами».
Анна Ивановна Сергеева
Ветеран Ленинградского нотариата
«С июня 1943 года по июль 1945 года я служила в войсках 1-ой гвардейской танковой армии в 14 отдельном гвардейском батальоне 17-ой гвардейской мотоинженерной бригады. Наша армия прошла от стен Москвы, где была сформирована в 1943 году, до Берлина. В батальон я поступила, когда освободили город Фастов, и служила шофером (до этого закончила автошколу). Вместе со своим батальоном форсировала Днепр, Днестр, Западный Буг, Одер. За свою военную службу была награждена орденом Отечественной войны 2 степени, медалями «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» и многими памятными медалями.
В 1951 году после окончания Ленинградской юридической школы меня направили на работу нотариусом в город Балтийск Калининградской области. С 1954 года и до 1996 года проработала нотариусом в разных районах Ленинграда.
Более всего по времени мне пришлось проработать в 8-ой нотариальной конторе Октябрьского района. Нагрузка на нотариуса была очень большая, но в основном это была работа с копиями, завещаниями, исполнительными надписями. В 8-ой нотариальной конторе я работала старшим нотариусом с Третьяковым Львом Ивановичем. Это был разносторонний человек. Любил искусство. Вечерами работал в БДТ статистом. Был знаком с Товстоноговым, Юрским и многими другими известными артистами.
С приходом в нашу нотариальную контору Полозовой Валентины Николаевны сразу многое изменилось. Она заражала всех нас своей энергией, работоспособностью, умением общаться с людьми. При этом много занималась общественной работой, и после смерти нашего бессменного председателя месткома Алексеевой Марии Захаровны была избрана ее приемником. Она была организатором всех праздничных вечеров в нашей конторе, куда собирались все нотариусы города. Так же в нашей конторе работали замечательные консультанты Молчанова Татьяна Сергеевна и Цалиева Лариса. Даже уборщица Усманова Муннарема Алимовна была частью нашего коллектива и много лет проработала в нашей конторе. До сих пор называю 8-ю нотариальную контору «наша 8-я гвардейская». Контора находилась в театральном районе и нас посещали по своим делам многие артисты города - Ургант, Хиль, Демьяненко, Соловьев-Седой.
История нотариата - это люди, работавшие в нотариальных конторах. Мы все, нотариусы города, хорошо знали друг друга. Встречались на профсоюзных и партийных собраниях. Много лет честно и добросовестно работала во Фрунзенском районе Федулова Нина Андреевна. По работе приходилось сталкиваться с такими замечательными нотариусами как Рудакова Эмилия Семеновна, нотариус 1-й нотариальной конторы, и Чистякова Наталия Борисовна - лучшими знатоками наследственного права в городе. Они никогда и никому из нотариусов не отказывали в помощи. Много лет работала в Первой нотариальной конторе Ташлыкова Труда Алексеевна. Ее звали «трудолюбивая пчелка». Мужественная женщина, которая, несмотря на тяжелую болезнь, смогла закончить институт и прекрасно работать.
Не могу не упомянуть о нотариусах, которые давно ушли из этого мира, но оставили свой след в истории нотариата. Это в первую очередь Толкачева Фрида Петровна, старший нотариус 1-ой Ленинградской нотариальной конторы. Умнейшая женщина и талантливый руководитель. Соратники и ее верные помощники - Лаппо Александра Сафроновна и Родионова Марина. Это и нотариусы фронтовики: Крючков Сергей, Михайлов Сергей, Иванова Людмила Яковлевна.
Хочу также сказать теплые слова благодарности в адрес Нотариальной палаты Санкт-Петербурга, которая не оставляет ветеранов нотариусов без внимания и регулярно помогает нам не только материально, но и морально, что еще важнее в наше неспокойное время».
Роман Борисович Майминд
Ветеран Ленинградского нотариата
Роман Борисович Майминд 33 года работал в нотариальных конторах Ленинграда. Сейчас он инвалид 2 группы. Пишет легкие, прозрачные, оптимистические стихи. Он умеет смотреть на мир и на собственную судьбу спокойно, философски, с запасом прочности, что вообще свойственно людям с большой внутренней культурой.
Романа Борисовича всегда отличает высокая интеллигентность, интеллект, человечность. С ним рядом люди становятся лучше, спокойнее, мягче. Его доброжелательный, неторопливый голос не раз звучал по Ленинградскому, Московскому, Псковскому радио и всякий раз находил отклик в сердцах слушателей, потому что в стихах Маминда нет позы, нарочитости, неискренности, что так часто свойственно некоторым поэтам.
Вся жизнь Романа Борисовича пронизана поэзией. Как вспоминает сам поэт: «... еще в семилетнем возрасте стал заниматься в литературной студии Ленинградского дворца пионеров, обращался в литературные консультации, состоял в литературных объединениях. С 1962 года непрерывно состою в литературно-творческом объединении «Радуга», которым руководила Елена Андреевна Вечтомова - прекрасный педагог, к сожалению, от нас ушедшей…»
Стихи Романа Борисовича Майминда публиковались в областных, городских, районных газетах и других изданиях.
СВЕТЛЫЕ СТИХИ
И нет стихов, и больше их не будет,
тетрадь летит в огонь, поэта нет в живых,
но вдаль бегут года, к свободе рвутся люди,
и найден кем-то лист, и воскресает стих,
и найден лист другой, стихи выходят в свет,
и оживает в них создателя портрет.
Губителей стихов и вспоминать не будем,
а светлые стихи всегда вернутся к людям.
ДОРОГАЯ, МИЛАЯ, РОДНАЯ.
Дорогая, милая, родная,
как назвать тебя еще — не знаю,
ты одна взглянуть умеешь в душу,
только ты слова мои не слушай,
я словами говорю не то,
я словами говорю не так,
ты прочтешь стихи мои потом,
ты вздохнешь и скажешь: «Вот чудак».
Юрова Галина Александровна,
ветеран-нотариус
Санки и алюминиевая кружка
«Люди моего поколения часто вспоминают войну и блокаду. Эта память в нас навсегда. И хотелось бы, чтобы она стала не только нашей. У каждого из нас свои памятные случаи, детали. Из них, как из маленьких кусочков мозаики, и складывается настоящая правда о войне…
Поскольку речь у нас в книге о нашем нотариате, его людях, его прошлом и будущем, мне думается, будет уместно рассказать об одном эпизоде, свидетелем которого я невольно стала уже почти через 10 лет после Победы, но который раскрыл для меня подвиг нотариусов, работавших в годы блокады. Сначала в блокадном городе работало две конторы, потом вторая закрылась и осталась только первая государственная на Невском 44. Несколько человек на весь город.
Я пришла работать в эту контору в 1954 году. Молодой энергии было через край. Осмотревшись, решила организовать субботник. У нас в конторе были большие комнаты окнами на Невский, хорошая мебель, но в одной комнатке – какой-то хлам. Там во время блокады стояла буржуйка, от нее еще осталось пятно, какие-то санки, какая-то алюминиевая кружка… Предложила заведующей конторой Ефросинье Петровне Толкачевой навести порядок и все это выбросить. Она ответила: ладно, потом, сейчас ничего не трогайте. Но я не поняла и настаивала.
А потом ко мне подходит сотрудница и спрашивает: Галя, а что ты ей сказала, она плачет. Оказалось вот что: однажды во время блокады в контору пришла женщина. Она была почти без сил, только что отвезла на санках тело мужа на Пискаревское кладбище, а еще ей нужно было в военкомат, это у нас рядом, на Невском 42, и к нотариусам. Эта женщина еле шла. И сказала: от вас мне не дойти с санями. В этот самый день Ефросинья Петровна получила извещение, что у нее погиб муж. Она сказала: никто их не возьмет, оставьте их у нас. Женщина больше за санями не пришла. Так они и стояли почти 10 лет.
У кружки алюминиевой своя история: оказалось, что из этой кружки в конторе поили людей, которые к ним приходили уже совсем без сил. Кипятили воду и давали людям, чтобы они могли согреться… Татьяна Исааковна Блоштейн, она была самая молодая, ходила на Фонтанку, к Аничкову мосту за водой. Она несла небольшое ведерочко, вода плескалась, валенки намокали. Она приходила вся замерзшая. Потом отогревалась около буржуйки. В первую блокадную зиму нотариусы не уходили домой, чтобы экономить силы. Прямо на полу спали, у буржуйки.
Потом я уехала с мужем – он был военным - во Владивосток, и судьбу этих вещей я не знаю.
А когда вернулась, и Ефросинья Петровна об этом узнала, она пришла к нам, сказала: все, хватит, работы очень много, должность твоя ждет тебя, пора на работу. Очень строгая была. Но справедливая. Вот так я снова оказалась в нотариате, которому отдала 50 лет.
В частности, я вела дела безвестно отсутствующих. Сколько их было после войны! И через 10, и через 15 лет после победы люди искали друг друга. Дети – там, родители – здесь. Я ходила на почту и целые кипы отправляла заказных писем с запросами о людях. Так что 50 лет отданы людям. И это очень правильно».
Федоров Юрий Алексеевич,
ветеран - нотариус
Дом на набережной
«Квартиру в этом доме, известном ленинградцам как дом политкаторжан, получил мой дед, матрос гвардейского экипажа, за участие в революции 1905 года осужденный на бессрочную каторгу. Но каторга оказалась 12-ти летней. Февральская революция 1917 года его освободила. Среди обитателей дома были не только большевики, но и бывшие эсеры, меньшевики, народовольцы. Но жить большинству из них в этом большом, современном доме-комунне с окнами, выходящими на Петропавловку и Неву, пришлось недолго. Постройка дома закончилась в 1933-м, через два года общество политкаторжан было ликвидировано, а в 37-м начались аресты. Взяли и моего деда, осудили по пресловутой 58-й статье. Мне тогда было 5 лет, но я хорошо помню ночь ареста и обыска у нас в квартире. Лейтенантик с азиатским лицом был не только хамоват, но и просто неграмотен. Он очень обрадовался, увидев у бабушки в альбоме открытки из Сочи. «Ага, из-за границы письма!» Ему надо было объяснять, что Сочи – это в СССР. Но открытки он все равно забрал.
В 56-м материал о реабилитации деда вручал моей матери полковник. И она узнала в нем того самого лейтенанта. В доме было 144 квартиры. Историки подсчитали, что репрессии коснулись 132-х семей. Все понимали их несправедливость. Не знаю, может быть, именно тогда и зародилось в моей душе желание стать юристом, чтобы защищать несправедливо осужденных. Во всяком случае, накрепко оформилось оно уже в юности, в начале 50-х лет. Но до этого еще была война…
Наша семья не была выселена, мы остались жить в доме на набережной. Отец в июле 41-г ушел добровольцем на фронт. Воевал в разведке, был награжден несколькими орденами, но после ранения лишился ноги, домой вернулся инвалидом. Мать работала на заводе. Я всю войну прожил в Ленинграде. Был связным штаба МПВО и «сыном» зенитной батареи береговой обороны КБФ. Батарея стояла недалеко от нашего дома. Во время бомбежек подавал снаряды. Кроме этого, мы, мальчишки-одногодки из нашего дома, выслеживали ракетчиков-диверсантов. Таскали мешки с песком на чердаки, дежурили со взрослыми на крышах, гасили зажигалки, помогали взрослым рыть окопы и строить ДОТы в районе дома.
Летом 1943 года был сильный артиллерийский обстрел. Я с командиром батареи и старшиной сидели в окопчике пулеметного гнезда. Немец бил со стороны моря и снаряды как по ниточке летели через Петропавловку на Петроградскую и на Выборгскую стороны. Один снаряд пролетел над нашим окопчиком и разорвался у входа Института мозга, где теперь резиденция полномочного представителя президента России. В это время около Института находились два моряка-офицера, девушка, мальчик и женщина. Снаряд на моих глазах попал в спину одного из офицеров, от него остался только торс, на груди его лежал как бы завязанный в узел пистолет ТТ. Второй офицер был убит, лежали девушка без ног и женщина, которая, когда мы к ним подбежали и пытались вынести из-под огня, кричала: «Я сама пойду!», а ноги от паха у нее были оторваны. А у мальчонки лет 6-7 как бритвой была снесена половина головы. Откуда-то из-за угла института выбежала, видимо, мать мальчика, схватила его на руки и, целуя в кровавые мозги, кричала только: «Вовочка! Вовочка!» … Чем могли, мы помогли раненым, а одну руку офицера в рукаве потом нашли на крыше Института мозга.
А девушка выздоровела, я потом часто ее встречал, она ходила на костылях, видимо, жила где-то неподалеку, на улице Куйбышева. Тогда стена здания была вся в крови, изрешечена осколками. Эти следы сейчас заделаны, но если знать и приглядеться, то их можно увидеть.
Когда батарея отправлялась на фронт в 1943 году, старшина батареи Мухамендриков (дядя Паша, как я его называл) подарил мне свою медаль «За оборону Ленинграда».
После войны – школа, служба в армии, учеба на юрфаке, работа на разных юридических должностях и 20 лет работы нотариусом. Первой моей нотариальной конторой была та самая, историческая, на Невском, 44, которая действовала и в блокаду. Потом мне предложили возглавить 15-ю контору Дзержинского района. Это можно сказать, было мое дитя. Обо всем приходилось заботиться – о ремонте стен, перестилке полов, борьбе с тараканами, приобретении оборудования. За вызов нам платили по 20 копеек. Я эти деньги откладывал, и поскольку вызовов было много, накопилась сумма и я купил холодильник. Правда, хватило только на самый маленький. Назывался он «Морозко». Но и это была радость и польза для всех.
Должен сказать, что нашу работу заметила и отметила Мария Ивановна Сазонова. Помню, идет годовой семинар в Доме Дружбы. У меня в конторе 3 человека. Слышу, Сазонова говорит: первое место заняла 15-я контора, то есть моя. Начинаются возмущения. Как же так? Вот у нас 30 человек, и мы на втором месте. А Сазонова им отвечает: давайте-ка к делу, к цифрам обратимся. Да, 3 человека работают, а количество действий на человека больше, чем у других, и пошлины заработано больше, и вызовов было больше, да еще отсутствие замечаний и присутствие благодарностей…Споры сразу умолкают. Дело…за это она всегда стоит горой. Как и все мы, привыкшие ценить труд, честь и доброе имя. Ведь это именно то, что после нас остается людям».